Этот случай произошел много лет назад на детском пляже.

Мы втроем: Илонка, Саша Сорокин — наш сосед по квартире — и я лежали на разостланном возле моря покрывале. Моя мама и мама Илонки, Лариса Анатольевна, расположились поблизости на топчане, в тени пляжного навеса.

Мы с Сашей только что выкупались. Я так сильно продрог, что даже на горячем песке, под жарким солнцем мне было трудно согреться. Но все равно хотелось снова и снова плескаться в прохладных, прозрачных волнах. Илонка загорала в шляпке с голубым бантом и в совершенно сногсшибательном нежно-розовом купальном костюме. Она пока что не отваживалась купаться, ждала, когда температура воды в море повысится еще хотя бы на один градус. И, как обычно, строила из себя воображульку. Нам было приятно видеть ее веселой. Ведь Илонка плохо слышала, не могла ни ходить, ни сидеть. И даже разговаривала с большим трудом.

Лежа на песке, непривычно казалось смотреть на все снизу вверх. Это точка зрения крокодила. Занятый своими мыслями, я словно очнулся, когда прямо передо мной прошел парень лет двадцати-двадцати двух, в белой футболке и белых накрахмаленных брюках. Он слегка прихрамывал. В правой руке он держал трость. Следом за ним шла симпатичная женщина с высокой прической блестящих черных волос, — очевидно, его мать. Лариса Анатольевна тотчас предложила им топчан. Парень, которого звали Николаем, отличался редкой спортивной выправкой. Был мускулист и подтянут.

Николай и его мама оказались очень жизнерадостными и контактными людьми. И вскоре уже о чем-то оживленно беседовали с моей мамой и Ларисой Анатольевной. Выяснилось, что отец Коли — спортсмен. Узнав о врожденном физическом недостатке сына, он начал систематически и упорно тренировать его едва ли не с грудного возраста. В результате чего к двадцати годам Коля не только значительно окреп и перегнал в физическом развитии своих сверстников, но и смог заниматься тяжелой атлетикой и плаванием.

— Он у меня до буйка доплывает, — не без гордости сказала мать Николая, и ее глаза светились от счастья.

— Да что ты, мама! — улыбнулся Коля. — Я еще дальше запросто плаваю. Было видно, что между матерью и сыном существовали самые доверительные отношения и было полное взаимопонимание.

Вместе с тем не знаю, что именно, но что-то явно настораживало меня в Николае. Похоже, кроме спорта и политики, его ничто всерьез не увлекало. Он так и сыпал различной информацией, почерпнутой из газет и журналов. От непонятного возбуждения Николай часто перебивал сам себя и раздражался. Порой в его тоне даже проскальзывало излишнее самодовольство.

— Ребята, идите сюда, к нам, послушать, как интересно человек рассказывает, — предложила моя мама.

Мы с Сашей переглянулись и без слов поняли друг друга.

— Нет, Нина Артуровна, нам здесь, на солнышке, как-то лучше, — отозвался Саша и сказал, уже обращаясь ко мне. — Не люблю я таких, как он.

— Почему? — спросил я.

— Сильно умные. С такими чувствуешь себя некомфортно.

— Может, все же сходим послушаем?

— Я могу тебя отвести, если хочешь, а сидеть там не стану. Мне там делать нечего.

— Тогда я тоже не пойду.

Саша достал из кармана сложенных брюк сигареты, закурил и откинулся навзничь, стараясь, чтобы дым не попадал в лицо Илонке.

Перед нами тихо плескалось море. Глядя на него, хотелось мечтать о чем-то несбыточном. Через некоторое время наши новые знакомые, если их можно было так назвать, направились к кабинкам для переодевания. Затем уже в пляжных костюмах они приблизились к сходням и стали не спеша входить в воду. По мере того, как они удалялись от берега, вода охватывала их все больше и больше. И вот их темные силуэты на фоне сверкающей поверхности превратились в две крошечные точки где-то очень далеко. Потом и эти точки исчезли из виду...

Надо сказать, что у меня и у Илонки с раннего детства был церебральный паралич. Это обстоятельство и послужило поводом к нашему знакомству. Я узнал, какая она замечательная и неповторимая. Вместе с тем я относился к Илонке как к другу. Со здоровьем мне, правда, повезло немного больше, чем ей. Однако мои руки и ноги были сильно поражены спастикой. По сравнению с Николаем, мы оба выглядели совершенно беспомощными, что было добавочной причиной, по которой, видя его несколько заносчивый нрав, мне не хотелось общаться и даже близко подходить к Николаю.

Докурив сигарету, Саша задремал. Вскоре порыв ветра сорвал у меня шляпу и покатил по песку. Я не мог вскочить и догнать ее. Но тут Илонка, которая, как оказалось, не сводила с меня глаз, тотчас нашла выход из положения. Она сняла свою очаровательную шляпку с бантом и — не успел я опомниться — нацепила ее мне на голову длинной и тоненькой, как спичка, рукой.

— Вот так, Ваха, теперь тебе не напечет! — едва внятно выпалила Илонка и умолкла. Ее лицо при этом выражало неподдельную тревогу и одновременно радость. Радость от того, что она смогла хоть как-то позаботиться обо мне, сделать для меня что-то хорошее, доброе.

— Спасибо, Илька...

Я возвратил ей шляпку и по-дружески чмокнул в щеку. Илонка вспыхнула, затрепетала, но потом поникла и уронила голову на руки. Пышные волосы Илонки рассыпались по сторонам и совсем закрыли от меня ее лицо... Только лишь спустя годы я понял, какое по-настоящему глубокое чувство испытывала ко мне эта хрупкая девушка...

Наступал полдень. Когда мы выкупались в третий раз и помогли искупаться Илонке, нужно было идти домой. Внезапно я ощутил какое-то замешательство. И увидел, что мама с Ларисой Анатольевной стремительно побежали к морю... У берега со страшно побелевшим лицом, ухватившись за поручни сходен, стояла мать Николая. Казалось, еще минута — и она упадет в обморок.

— Что с вами?! Вам нехорошо? — обратилась к ней моя мама. — Где Коля?

— Ко-ля, — не проговорила, а простонала женщина, еле переводя дыхание. — Он... он чуть не утопил меня, он... хотел... чтобы... чтобы меня не стало...

Ее взяли под руки и отвели на топчан. Какое-то время женщина сидела молча. Она была не в силах справиться с дыханием, как не могла полностью осознать, что же произошло. Потом она немного пришла в себя и рассказала, как все было.

Когда они с Колей отплыли на значительное расстояние от берега, Николай вдруг резким движением обхватил ее за плечи и повис на ней камнем. Она испугалась. Вначале не за себя — за сына. Стала захлебываться. Но пыталась удержаться на поверхности и изо всех сил била по воде руками. Наконец, она начала кричать, звать на помощь... Николай отпустил ее только тогда, когда к ним поспешили люди...

— Может быть, ему свело судорогой ногу? — осторожно спросила ее Лариса Анатольевна.

— Вы бы видели его в тот момент, — глухо произнесла женщина уже со слезами на глазах. — Я сама никогда прежде не видела его... таким. А главное, он не поплыл бы... он не поплыл бы сейчас один за буйки.

Женщина вытерла платком глаза. От их счастливого выражения теперь не осталось и следа. Она словно бы постарела за эти полчаса.

— Вы не волнуйтесь, всякое в жизни бывает. Прилягте, пожалуйста, — вот так. Теперь легче будет, — успокаивала женщину Лариса Анатольевна, хлопотала вокруг нее, подкладывала поудобнее надувную резиновую подушку.

Хотя я сильно переживал случившееся, но все же не мог не заметить то, как удивительно близки по характеру Лариса Анатольевна и Илонка. Все у них было одинаковым: доброта, чуткость, отзывчивость, и даже слова.

— Скажите, а что Коля в вашей семье единственный ребенок? — так же осторожно, как и в первый раз, поинтересовалась Лариса Анатольевна.

— Да, иметь второго мы с мужем побоялись.

Женщина не стала дожидаться сына. Оделась и ушла с пляжа одна. Несмотря на то, что кругом звучал детский смех, раздавались чьи-то голоса и шумел прибой, — казалось, вот-вот должно произойти нечто непоправимое.

Николай вышел из воды, как ни в чем ни бывало. Идти в нашу сторону он, скорее всего, не решился, потому что, поигрывая налитыми мускулами, обогнул навес и пропал за углом.